4 МЕСЯЦА, 3 НЕДЕЛИ И 2 ДНЯ

Год производства: 2007
Страна производства: Румыния
Язык: русский
Продолжительность: 1 час 53 минуты
Жанр: драма
Возрастной ценз: 12+
Режиссер: Кристьян Мунджу
В ролях: Анамария Маринка, Лаура Василиу, Ади Карауляну, Люминта Георгиу, Влад Иванов, Александр Поточан

11 фото

Отилия и Габицэ живут в одной комнате в студенческом общежитии. Они учатся в университете в маленьком румынском городке в последние годы коммунистического режима. Отилия снимает номер в дешевой гостинице. Днем они собираются встретиться с неким господином Бебе. Гэбицэ беременна, аборты запрещены. Обеим девушкам предстоит впервые пройти через подобное испытание.

"4 месяца, 3 недели и 2 дня" — часть большого проекта под названием "Сказки золотого века" — субъективной истории коммунизма в Румынии, рассказанной на материале городских легенд. Цель проекта — показать этот период без прямых ссылок на коммунизм, но сквозь призму различных историй, посвященных личному выбору, который люди должны были делать в эти тяжелые времена.

"4 месяца, 3 недели и 2 дня" — первый фильм этой серии.

Публикации

Беременные социализмом

Румынская картина отличается тем благородством смысла и прозрачностью формы, которыми отмечены фильмы крупнейших мастеров экрана о человеческом достоинстве — Кена Лоуча, например, или братьев Дарденн, или покойного Кшиштофа Кесьлевского. Последний со сходным опытом практического социализма особенно близок Кристиану Мунчжиу, хотя румынский режиссер, в отличие от польского, предпочитает апеллировать не к религиозным доктринам, а к "моральному беспокойству" и инстинкту свободы, которые упрямо живут в душе человека. Новый румынский опыт представляется удивительным и поучительным во всех отношениях. Такие фильмы, как "4 месяца, 3 недели и 2 дня", снимаются за мизерные деньги, на как будто бы неактуальные темы, они лишены спецэффектов и прочих красивостей — и тем не менее в них есть большой стиль большого кино. (Андрей Плахов, "КоммерсантЪ-Weekend" №61 (37), 26.10.2007) Беременные социализмом

Румынская картина отличается тем благородством смысла и прозрачностью формы, которыми отмечены фильмы крупнейших мастеров экрана о человеческом достоинстве — Кена Лоуча, например, или братьев Дарденн, или покойного Кшиштофа Кесьлевского. Последний со сходным опытом практического социализма особенно близок Кристиану Мунчжиу, хотя румынский режиссер, в отличие от польского, предпочитает апеллировать не к религиозным доктринам, а к "моральному беспокойству" и инстинкту свободы, которые упрямо живут в душе человека. Новый румынский опыт представляется удивительным и поучительным во всех отношениях. Такие фильмы, как "4 месяца, 3 недели и 2 дня", снимаются за мизерные деньги, на как будто бы неактуальные темы, они лишены спецэффектов и прочих красивостей — и тем не менее в них есть большой стиль большого кино. (Андрей Плахов, "КоммерсантЪ-Weekend" №61 (37), 26.10.2007) Беременные социализмом

Румынская картина отличается тем благородством смысла и прозрачностью формы, которыми отмечены фильмы крупнейших мастеров экрана о человеческом достоинстве — Кена Лоуча, например, или братьев Дарденн, или покойного Кшиштофа Кесьлевского. Последний со сходным опытом практического социализма особенно близок Кристиану Мунчжиу, хотя румынский режиссер, в отличие от польского, предпочитает апеллировать не к религиозным доктринам, а к "моральному беспокойству" и инстинкту свободы, которые упрямо живут в душе человека. Новый румынский опыт представляется удивительным и поучительным во всех отношениях. Такие фильмы, как "4 месяца, 3 недели и 2 дня", снимаются за мизерные деньги, на как будто бы неактуальные темы, они лишены спецэффектов и прочих красивостей — и тем не менее в них есть большой стиль большого кино.

Уроки румынского

Исполнительница этой — важнейшей — роли Анамария Маринка поражает стопроцентной достоверностью проживания будничной драмы. На ее хрупких плечах коммуникация со зрителем, который должен не только погрузиться в "ужасы коммунизма", но и прочувствовать чужой страх, ощутить чужую рану как свою собственную, заряжая фильм энергией сострадания. Той самой силой, которая объединяет все фильмы новейшего румынского кино. Она и превращает маленькую восточноевропейскую страну в столицу мирового кино, в сравнении с которой помпезная Москва с ее величественным "Мосфильмом" — незначительная провинция, расположенная где-то к северо-востоку от Бухареста. (Антон Долин, "Московские новости" №42, 26.10.2007) Уроки румынского

Исполнительница этой — важнейшей — роли Анамария Маринка поражает стопроцентной достоверностью проживания будничной драмы. На ее хрупких плечах коммуникация со зрителем, который должен не только погрузиться в "ужасы коммунизма", но и прочувствовать чужой страх, ощутить чужую рану как свою собственную, заряжая фильм энергией сострадания. Той самой силой, которая объединяет все фильмы новейшего румынского кино. Она и превращает маленькую восточноевропейскую страну в столицу мирового кино, в сравнении с которой помпезная Москва с ее величественным "Мосфильмом" — незначительная провинция, расположенная где-то к северо-востоку от Бухареста. (Антон Долин, "Московские новости" №42, 26.10.2007) Уроки румынского

Исполнительница этой — важнейшей — роли Анамария Маринка поражает стопроцентной достоверностью проживания будничной драмы. На ее хрупких плечах коммуникация со зрителем, который должен не только погрузиться в "ужасы коммунизма", но и прочувствовать чужой страх, ощутить чужую рану как свою собственную, заряжая фильм энергией сострадания. Той самой силой, которая объединяет все фильмы новейшего румынского кино. Она и превращает маленькую восточноевропейскую страну в столицу мирового кино, в сравнении с которой помпезная Москва с ее величественным "Мосфильмом" — незначительная провинция, расположенная где-то к северо-востоку от Бухареста.

Революция в зародыше

Режиссер не отворачивается от зародыша, и это, конечно, манифест: правда, правда, ничего, кроме правды. Остальное подчеркнуто целомудренно; революция свершается не на экране, а в сознании героини, вдруг понявшей, что она и ей подобные лишены свободы и что единственной доступной формой свободного волеизъявления в этом мире остается добровольное жертвоприношение. (Антон Долин, "Ведомости. Пятница" №41 (78), 26.10.2007) Революция в зародыше

Режиссер не отворачивается от зародыша, и это, конечно, манифест: правда, правда, ничего, кроме правды. Остальное подчеркнуто целомудренно; революция свершается не на экране, а в сознании героини, вдруг понявшей, что она и ей подобные лишены свободы и что единственной доступной формой свободного волеизъявления в этом мире остается добровольное жертвоприношение. (Антон Долин, "Ведомости. Пятница" №41 (78), 26.10.2007) Революция в зародыше

Режиссер не отворачивается от зародыша, и это, конечно, манифест: правда, правда, ничего, кроме правды. Остальное подчеркнуто целомудренно; революция свершается не на экране, а в сознании героини, вдруг понявшей, что она и ей подобные лишены свободы и что единственной доступной формой свободного волеизъявления в этом мире остается добровольное жертвоприношение.

Можно сказать, что в европейском кино в очередной раз побеждает неореализм — теперь уже неонеореализм...

Фильм Мунджу мог бы появиться под маркой датской "Догмы" — если бы та еще существовала и продолжала раздавать свои сертификаты. Но еще больше похож на картины братьев-бельгийцев Дарденнов, которые (вот вам тенденция!) не случайно являются главными любимцами Канн последних 10 лет: две победы плюс приз за режиссуру. Разница в том, что фильмы Дарденнов ("Сын", "Дитя"), выглядя как документальное кино, отчасти — как притчи. У фильма Мунджиу иной тип обобщения. Это фильм, к которому лучше всего подходит определение "кино про жизнь". (Юрий Гладильщиков, "Русский Newsweek" №43 (167), 22.10.2007) Можно сказать, что в европейском кино в очередной раз побеждает неореализм — теперь уже неонеореализм...

Фильм Мунджу мог бы появиться под маркой датской "Догмы" — если бы та еще существовала и продолжала раздавать свои сертификаты. Но еще больше похож на картины братьев-бельгийцев Дарденнов, которые (вот вам тенденция!) не случайно являются главными любимцами Канн последних 10 лет: две победы плюс приз за режиссуру. Разница в том, что фильмы Дарденнов ("Сын", "Дитя"), выглядя как документальное кино, отчасти — как притчи. У фильма Мунджиу иной тип обобщения. Это фильм, к которому лучше всего подходит определение "кино про жизнь". (Юрий Гладильщиков, "Русский Newsweek" №43 (167), 22.10.2007) Можно сказать, что в европейском кино в очередной раз побеждает неореализм — теперь уже неонеореализм...

Фильм Мунджу мог бы появиться под маркой датской "Догмы" — если бы та еще существовала и продолжала раздавать свои сертификаты. Но еще больше похож на картины братьев-бельгийцев Дарденнов, которые (вот вам тенденция!) не случайно являются главными любимцами Канн последних 10 лет: две победы плюс приз за режиссуру. Разница в том, что фильмы Дарденнов ("Сын", "Дитя"), выглядя как документальное кино, отчасти — как притчи. У фильма Мунджиу иной тип обобщения. Это фильм, к которому лучше всего подходит определение "кино про жизнь".

Режиссеру присуще изощренное чувство ритма и пространства, а актеры играют так хорошо, что полностью растворяются в своих персонажах. (Джеймс Рокки, Сinematical. com, 17.05.2007) Режиссеру присуще изощренное чувство ритма и пространства, а актеры играют так хорошо, что полностью растворяются в своих персонажах. (Джеймс Рокки, Сinematical. com, 17.05.2007) Режиссеру присуще изощренное чувство ритма и пространства, а актеры играют так хорошо, что полностью растворяются в своих персонажах.

Мунджу пренебрегает любой возможностью смягчить социальное напряжение или драматический накал с помощью обращения к юмору. От начала до конца он остается точно настроенным на волну внутренней жизни двух героинь, а напряженность фильма и его драматическая убедительность ярко переданы с помощью их мук и страданий. (Патрик Мак-Гэвин, Emanuellevy.com) Мунджу пренебрегает любой возможностью смягчить социальное напряжение или драматический накал с помощью обращения к юмору. От начала до конца он остается точно настроенным на волну внутренней жизни двух героинь, а напряженность фильма и его драматическая убедительность ярко переданы с помощью их мук и страданий. (Патрик Мак-Гэвин, Emanuellevy.com) Мунджу пренебрегает любой возможностью смягчить социальное напряжение или драматический накал с помощью обращения к юмору. От начала до конца он остается точно настроенным на волну внутренней жизни двух героинь, а напряженность фильма и его драматическая убедительность ярко переданы с помощью их мук и страданий.