Режиссер Кингсли Стюарт приступает к съемкам своей новой картины. На одну из главных ролей он приглашает актрису Никки Грейс, а ее партнером становится Дэвон Берк. По сюжету фильма между героями Никки и Дэвона должен возникнуть любовный роман. Однако вскоре вымышленная связь перерастает в настоящие любовные отношения, и вот уже Никки и Дэвон не могут понять, где заканчивается их жизнь, а где начинается жизнь их героев. Ситуация осложняется еще и тем, что снимаемая картина является римейком фильма, который так и не был доснят. По причине того, что игравшие в нём главные роли актёры были убиты...
Режиссер Кингсли Стюарт приступает к съемкам своей новой картины. На одну из главных ролей он приглашает актрису Никки Грейс, а ее партнером становится Дэвон Берк. По сюжету фильма между героями Никки и Дэвона должен возникнуть любовный роман. Однако вскоре вымышленная связь перерастает в настоящие любовные отношения, и вот уже Никки и Дэвон не могут понять, где заканчивается их жизнь, а где начинается жизнь их героев. Ситуация осложняется еще и тем, что снимаемая картина является римейком фильма, который так и не был доснят. По причине того, что игравшие в нём главные роли актёры были убиты... Режиссер Кингсли Стюарт приступает к съемкам своей новой картины. На одну из главных ролей он приглашает актрису Никки Грейс, а ее партнером становится Дэвон Берк. По сюжету фильма между героями Никки и Дэвона должен возникнуть любовный роман. Однако вскоре вымышленная связь перерастает в настоящие любовные отношения, и вот уже Никки и Дэвон не могут понять, где заканчивается их жизнь, а где начинается жизнь их героев. Ситуация осложняется еще и тем, что снимаемая картина является римейком фильма, который так и не был доснят. По причине того, что игравшие в нём главные роли актёры были убиты...Дэвид Линч: " Я-то точно знаю, о чем мои фильмы"
Дэвид Линч: " Я-то точно знаю, о чем мои фильмы" Дэвид Линч: " Я-то точно знаю, о чем мои фильмы" Дэвид Линч: " Я-то точно знаю, о чем мои фильмы"Хотя Дэвид Линч делает фильмы, которые полны мистики, и многим кажется мизантропом, в жизни он необычайно обаятелен. Не строит из себя великого гения, как некоторые другие известные режиссеры. Отвечает на вопросы легко и остроумно. Впрочем, таким, наверное, и должен быть режиссер, чьи фильмы кажутся некоторым переусложненными, но чья любимая группа — Rammstein. Обозреватель "Русского Newsweek" Юрий Гладильщиков поговорил с Дэвидом Линчем перед европейской премьерой "Внутренней империи" /Inland Empire/ (2006).
Хотя Дэвид Линч делает фильмы, которые полны мистики, и многим кажется мизантропом, в жизни он необычайно обаятелен. Не строит из себя великого гения, как некоторые другие известные режиссеры. Отвечает на вопросы легко и остроумно. Впрочем, таким, наверное, и должен быть режиссер, чьи фильмы кажутся некоторым переусложненными, но чья любимая группа — Rammstein. Обозреватель "Русского Newsweek" Юрий Гладильщиков поговорил с Дэвидом Линчем перед европейской премьерой "Внутренней империи" /Inland Empire/ (2006).
— Из чего выросла "Внутренняя империя"? — Я вдруг понял, что хочу сделать картину с самой маленькой, насколько только возможно, съемочной группой. Картину без яркого света — потому у меня в штате почти не было осветителей. Не-ве-ро-ят-но замедленную по ритму. При этом большую по метражу, кажущуюся тяжелой. И напоминающую в целом ночной кошмар. Совместить и осуществить все эти вроде бы не вполне совместимые задачи помогло то, что я снимал фильм маленькой цифровой камерой. Снимал сам — взял на себя функцию оператора. Думаю, что буду теперь снимать только цифровой камерой. Не нужны больше тонны съемочного и звукозаписывающего оборудования, которые на съемках только отвлекают, постоянно требуя к себе внимания. Маленькая цифровая камера поначалу смущала актеров. Вероятно, они втайне думали: может, этот фильм делается не всерьез? Но очень быстро они ощутили все прелести такой камеры. Я бы сказал так: она гораздо доброжелательнее по отношению к актерам. Она очень деликатна.
— Из чего выросла "Внутренняя империя"? — Из чего выросла "Внутренняя империя"? — Я вдруг понял, что хочу сделать картину с самой маленькой, насколько только возможно, съемочной группой. Картину без яркого света — потому у меня в штате почти не было осветителей. Не-ве-ро-ят-но замедленную по ритму. При этом большую по метражу, кажущуюся тяжелой. И напоминающую в целом ночной кошмар. Совместить и осуществить все эти вроде бы не вполне совместимые задачи помогло то, что я снимал фильм маленькой цифровой камерой. Снимал сам — взял на себя функцию оператора. Думаю, что буду теперь снимать только цифровой камерой. Не нужны больше тонны съемочного и звукозаписывающего оборудования, которые на съемках только отвлекают, постоянно требуя к себе внимания. Маленькая цифровая камера поначалу смущала актеров. Вероятно, они втайне думали: может, этот фильм делается не всерьез? Но очень быстро они ощутили все прелести такой камеры. Я бы сказал так: она гораздо доброжелательнее по отношению к актерам. Она очень деликатна.— Ходит легенда, что на пресс-конференции после премьеры "Внутренней империи" на Венецианском кинофестивале кто-то задал вам вопрос, какой авторам вообще-то задавать неприлично: "О чем ваш фильм?" А вы будто бы ответили: "А я и сам не знаю" . — Меня, вероятно, не так интерпретировали. Я не мог так ответить. Я-то точно знаю, о чем эта картина. Знаю в точности. Знаю значение каждого эпизода, каждой детали. Но я, о чем не раз говорил, не чувствую себя комфортно, когда меня просят растолковывать смыслы моих картин. Во-первых, психологические объяснения убивают тайну. Во-вторых, трактовки — это очень персональное, даже интимное дело. Случай с "Внутренней империей" особенно сложен. Как я уже сказал, эта картина более абстрактная, чем мои прежние. Вдобавок мне кажется, что она говорит со зрителем на языке кино, то есть уловила и передает ощущение сна. Так что вполне резонно, что именно "Внутренняя империя" порождает столь субъективные интерпретации. Мы ведь люди в конце концов, а значит, чем-то друг от друга пусть незначительно, но отличаемся. Каждый судит о мире, исходя из своего опыта. Я бы, может, и хотел, чтобы все полюбили "Внутреннюю империю" и понимали ее в точности, как я, но это же невозможно.
— Ходит легенда, что на пресс-конференции после премьеры "Внутренней империи" на Венецианском кинофестивале кто-то задал вам вопрос, какой авторам вообще-то задавать неприлично: — Ходит легенда, что на пресс-конференции после премьеры "Внутренней империи" на Венецианском кинофестивале кто-то задал вам вопрос, какой авторам вообще-то задавать неприлично: "О чем ваш фильм?" "О чем ваш фильм?" "О чем ваш фильм?" А вы будто бы ответили: А вы будто бы ответили: "А я и сам не знаю" "А я и сам не знаю" "А я и сам не знаю" . . — Меня, вероятно, не так интерпретировали. Я не мог так ответить. Я-то точно знаю, о чем эта картина. Знаю в точности. Знаю значение каждого эпизода, каждой детали. Но я, о чем не раз говорил, не чувствую себя комфортно, когда меня просят растолковывать смыслы моих картин. Во-первых, психологические объяснения убивают тайну. Во-вторых, трактовки — это очень персональное, даже интимное дело. Случай с "Внутренней империей" особенно сложен. Как я уже сказал, эта картина более абстрактная, чем мои прежние. Вдобавок мне кажется, что она говорит со зрителем на языке кино, то есть уловила и передает ощущение сна. Так что вполне резонно, что именно "Внутренняя империя" порождает столь субъективные интерпретации. Мы ведь люди в конце концов, а значит, чем-то друг от друга пусть незначительно, но отличаемся. Каждый судит о мире, исходя из своего опыта. Я бы, может, и хотел, чтобы все полюбили "Внутреннюю империю" и понимали ее в точности, как я, но это же невозможно.