Награды
Награды
Награды
Награды
Британская академия, 1967 год: лучшая британская актриса.
Британская академия, 1967 год: лучшая британская актриса.
Британская академия, 1967 год: лучшая британская актриса.
Британская академия, 1967 год: лучшая британская актриса.
Венецианский кинофестиваль, 1966 год: золотой лев.
Венецианский кинофестиваль, 1966 год: золотой лев.
Венецианский кинофестиваль, 1966 год: золотой лев.
Венецианский кинофестиваль, 1966 год: золотой лев.
Мир будущего, в котором все письменные издания безжалостно уничтожаются специальным отрядом пожарных-огнеметчиков, а интерес к книгам и их хранение преследуются по закону.
Сержант Гай Монтэг слепо выполняет приказы по уничтожению литературы, но встреча с юной Клариссой заставляет его переосмыслить свою жизнь. Он становится инакомыслящим — отщепенцем в тоталитарном обществе, читающем только комиксы.
Мир будущего, в котором все письменные издания безжалостно уничтожаются специальным отрядом пожарных-огнеметчиков, а интерес к книгам и их хранение преследуются по закону.
Сержант Гай Монтэг слепо выполняет приказы по уничтожению литературы, но встреча с юной Клариссой заставляет его переосмыслить свою жизнь. Он становится инакомыслящим — отщепенцем в тоталитарном обществе, читающем только комиксы.
Рецензия
Рецензия
Рецензия
Этот фильм, созданный в Великобритании в 1966 году французским режиссёром Франсуа Трюффо, мне довелось пересмотреть как раз перед наступлением 2000 года, отмеченного всей планетой в качестве «миллениума», хотя это был, на самом-то деле, последний год XX века и второго тысячелетия. Но всё равно было приятно пересечь своеобразную границу эпох вместе с героями, по-старинному преданными печатному слову. Иногда полезно возвращаться к когда-то виденным лентам — не только для того, чтобы спустя десятилетия скорректировать своё мнение о том или ином кинопроизведении, которое, как и время, меняется: что-то утрачивает, а что-то, наоборот, приобретает. И благодаря давней картине вдруг постигаешь, как стремительно всё изменилось вокруг нас — и то, что казалось далёким будущим, внезапно превратилось в ностальгическое прошлое.
Так вот: смотря «451 по Фаренгейту» по второму разу, я не без изумления обнаружил, что воспринимаю фантастический фильм как своеобразное ретро. Дело не в том, что спустя два с лишним десятилетия после первого знакомства могли нахлынуть какие-то личные воспоминания о дорогой сердцу киноленте. Напротив, тогда работа Трюффо показалась излишне рассудочной, суховатой и эмоционально невысокой по температуре — может, из-за того, что была снята им на чужбине, на английском языке. Как ни странно, ныне она трогает сильнее — и именно ностальгически, вызывая чувство чего-то давно и безвозвратно утраченного.
Наверно, объяснение следует искать в том, что во второй половине 70-х (а тем более — в год создания картины), несмотря на широкое внедрение телевидения, так называемая Гуттенбергова галактика представлялась ещё вполне могущественной и владеющей умами читателей. Распространение видео и персональных компьютеров только-только начиналось за рубежом, а у нас и вовсе было в диковинку. О виртуальной реальности тогда даже и не слыхивали! Печатные страницы не были вытеснены на обочину всевозможными мониторами, книжный текст не превратился в телетекст или компьютерный файл.
Вы скажете, что книги до сих пор имеют повсеместное хождение, и эта рецензия тоже напечатана на страницах данного издания… Но ведь она успела пройти стадию компьютерного существования, будучи набранной и запущенной в печать с использованием экранных форм деятельности. И мы всё чаще общаемся с миром и другими людьми при помощи телевизора, видео, персонального компьютера, Интернета, виртуальной реальности — то есть познаём действительность через визуальные образы, а не при посредстве печатного слова. Само слово поневоле визуализируется в процессе экранной обработки реальности. Кстати, задолго до кибер-фильмов «Джонни-Мнемоник» и «Матрица» в финале «451 по Фаренгейту» люди, как бы ставшие книгами, выучив предварительно их наизусть, разве не являлись своеобразными файлами и микрочипами, живыми матрицами памяти, которые согласились переносить в собственном мозгу культурную информацию для грядущих поколений?!
Но эта сцена с многоголосицей разных наречий, со снующими под неожиданным снегопадом людьми, которые твердят вслух любимые строки, закономерно звучит и пророчески, и утопически. Вряд ли найдётся столько желающих запомнить для потомков целую книгу — да и нет, как теперь выясняется, в этом особой необходимости, когда Интернет заменяет всемирную библиотеку. На самом-то деле, ещё в 60-е годы Франсуа Трюффо, большой любитель книг, но и одержимый синефил, угадал по наитию, что последние читатели — это как отверженные, чудаки и блаженные, люди не от мира сего, удалившиеся куда-то в заснеженные леса, прочь от цивилизации, где отныне властвует экран телевизора. А им на смену идут зрители-зомби, которые, не выходя из дома, с утра до вечера поглощают изображение 25 кадров в секунду. На один кадр больше, чем в кино. Но, кажется, что именно в этом «лишнем кадре» как раз и заложена зомбирующая программа, превращающая людей в роботов.
Так что же — долой прогресс, поломаем все машины, подобно луддитам, вернёмся назад к лучине и чтению рукописных книг, поскольку и печатный станок — будто дьявольское изобретение?! Однако в романе Рея Брэдбери и экранизации Франсуа Трюффо речь идёт не о том, что надо изо всех сил противиться всему новому в истории человечества. В принципе, человек сам позволяет другим сделать себя послушным автоматом. И лично от него зависит: захочет ли он пренебречь разнообразными достижениями мировой культуры. Между прочим, даже не акцентируется внимание на том, что пожарный Монтаг, который беспрекословно уничтожал книги, а потом вдруг проявил любопытство и пристрастился к чтению, став одним из бунтарей, вообще умел читать, если раньше он только разглядывал комиксы, то есть картинки. Значит, эту подспудную тягу к слову можно принять за что-то инстинктивное, природное, изначальное. Ну да, это всё та же жажда познания, стремление к неизведанному, а тем более — запретному.
Не так уж важно, при какой температуре загораются книги, сколько кадров в секунду проходит перед зрителем, какое количество мегабайтов вмещает ваш персональный компьютер, а сколько гигабайтов — микрочип в мозгу очередного Джонни-Мнемоника. Сам носитель информации и её пользователь определяет исключительно для себя — способен ли он воспринять то, что находится внутри: будь то книга, фильм, телевидеозрелище, компьютерный текст или виртуальная реальность. Вот почему для Франсуа Трюффо в ленте «451 по Фаренгейту» так важно одно лишь мимолётное словесное или экранное атрибутирование самых разных книг, подчас наиболее близких ему самому — от «Зази в метро» Раймона Кено до, например, журнала «Кайе дю синема». Последнее особенно трогательно для бывшего кинокритика.
Сергей Кудрявцев, "3500 кинорецензий"
Этот фильм, созданный в Великобритании в 1966 году французским режиссёром Франсуа Трюффо, мне довелось пересмотреть как раз перед наступлением 2000 года, отмеченного всей планетой в качестве «миллениума», хотя это был, на самом-то деле, последний год XX века и второго тысячелетия. Но всё равно было приятно пересечь своеобразную границу эпох вместе с героями, по-старинному преданными печатному слову. Иногда полезно возвращаться к когда-то виденным лентам — не только для того, чтобы спустя десятилетия скорректировать своё мнение о том или ином кинопроизведении, которое, как и время, меняется: что-то утрачивает, а что-то, наоборот, приобретает. И благодаря давней картине вдруг постигаешь, как стремительно всё изменилось вокруг нас — и то, что казалось далёким будущим, внезапно превратилось в ностальгическое прошлое.
Так вот: смотря «451 по Фаренгейту» по второму разу, я не без изумления обнаружил, что воспринимаю фантастический фильм как своеобразное ретро. Дело не в том, что спустя два с лишним десятилетия после первого знакомства могли нахлынуть какие-то личные воспоминания о дорогой сердцу киноленте. Напротив, тогда работа Трюффо показалась излишне рассудочной, суховатой и эмоционально невысокой по температуре — может, из-за того, что была снята им на чужбине, на английском языке. Как ни странно, ныне она трогает сильнее — и именно ностальгически, вызывая чувство чего-то давно и безвозвратно утраченного.
Наверно, объяснение следует искать в том, что во второй половине 70-х (а тем более — в год создания картины), несмотря на широкое внедрение телевидения, так называемая Гуттенбергова галактика представлялась ещё вполне могущественной и владеющей умами читателей. Распространение видео и персональных компьютеров только-только начиналось за рубежом, а у нас и вовсе было в диковинку. О виртуальной реальности тогда даже и не слыхивали! Печатные страницы не были вытеснены на обочину всевозможными мониторами, книжный текст не превратился в телетекст или компьютерный файл.
Вы скажете, что книги до сих пор имеют повсеместное хождение, и эта рецензия тоже напечатана на страницах данного издания… Но ведь она успела пройти стадию компьютерного существования, будучи набранной и запущенной в печать с использованием экранных форм деятельности. И мы всё чаще общаемся с миром и другими людьми при помощи телевизора, видео, персонального компьютера, Интернета, виртуальной реальности — то есть познаём действительность через визуальные образы, а не при посредстве печатного слова. Само слово поневоле визуализируется в процессе экранной обработки реальности. Кстати, задолго до кибер-фильмов «Джонни-Мнемоник» и «Матрица» в финале «451 по Фаренгейту» люди, как бы ставшие книгами, выучив предварительно их наизусть, разве не являлись своеобразными файлами и микрочипами, живыми матрицами памяти, которые согласились переносить в собственном мозгу культурную информацию для грядущих поколений?!
Но эта сцена с многоголосицей разных наречий, со снующими под неожиданным снегопадом людьми, которые твердят вслух любимые строки, закономерно звучит и пророчески, и утопически. Вряд ли найдётся столько желающих запомнить для потомков целую книгу — да и нет, как теперь выясняется, в этом особой необходимости, когда Интернет заменяет всемирную библиотеку. На самом-то деле, ещё в 60-е годы Франсуа Трюффо, большой любитель книг, но и одержимый синефил, угадал по наитию, что последние читатели — это как отверженные, чудаки и блаженные, люди не от мира сего, удалившиеся куда-то в заснеженные леса, прочь от цивилизации, где отныне властвует экран телевизора. А им на смену идут зрители-зомби, которые, не выходя из дома, с утра до вечера поглощают изображение 25 кадров в секунду. На один кадр больше, чем в кино. Но, кажется, что именно в этом «лишнем кадре» как раз и заложена зомбирующая программа, превращающая людей в роботов.
Так что же — долой прогресс, поломаем все машины, подобно луддитам, вернёмся назад к лучине и чтению рукописных книг, поскольку и печатный станок — будто дьявольское изобретение?! Однако в романе Рея Брэдбери и экранизации Франсуа Трюффо речь идёт не о том, что надо изо всех сил противиться всему новому в истории человечества. В принципе, человек сам позволяет другим сделать себя послушным автоматом. И лично от него зависит: захочет ли он пренебречь разнообразными достижениями мировой культуры. Между прочим, даже не акцентируется внимание на том, что пожарный Монтаг, который беспрекословно уничтожал книги, а потом вдруг проявил любопытство и пристрастился к чтению, став одним из бунтарей, вообще умел читать, если раньше он только разглядывал комиксы, то есть картинки. Значит, эту подспудную тягу к слову можно принять за что-то инстинктивное, природное, изначальное. Ну да, это всё та же жажда познания, стремление к неизведанному, а тем более — запретному.
Не так уж важно, при какой температуре загораются книги, сколько кадров в секунду проходит перед зрителем, какое количество мегабайтов вмещает ваш персональный компьютер, а сколько гигабайтов — микрочип в мозгу очередного Джонни-Мнемоника. Сам носитель информации и её пользователь определяет исключительно для себя — способен ли он воспринять то, что находится внутри: будь то книга, фильм, телевидеозрелище, компьютерный текст или виртуальная реальность. Вот почему для Франсуа Трюффо в ленте «451 по Фаренгейту» так важно одно лишь мимолётное словесное или экранное атрибутирование самых разных книг, подчас наиболее близких ему самому — от «Зази в метро» Раймона Кено до, например, журнала «Кайе дю синема». Последнее особенно трогательно для бывшего кинокритика.
Сергей Кудрявцев, "3500 кинорецензий"
Сергей Кудрявцев, "3500 кинорецензий"
Сергей Кудрявцев, "3500 кинорецензий"
Факты о фильме
Факты о фильме
Факты о фильме
Среди сожженных книг можно обнаружить произведения Рэя Брэдбери – «Марсианские хроники» и, собственно, «451 по Фаренгейту».
Среди сожженных книг можно обнаружить произведения Рэя Брэдбери – «Марсианские хроники» и, собственно, «451 по Фаренгейту».
Съемочный период: 13 января – 15 апреля 1966.
Съемочный период: 13 января – 15 апреля 1966.
Пожарные также жгут журнал «Кайе дю синема», в котором работал Франсуа Трюффо. На обложке можно заметить кадр из фильма Годара «На последнем дыхании» (1960), для которого Трюффо написал сценарий.
Пожарные также жгут журнал «Кайе дю синема», в котором работал Франсуа Трюффо. На обложке можно заметить кадр из фильма Годара «На последнем дыхании» (1960), для которого Трюффо написал сценарий.
Первый цветной фильм Франсуа Трюффо.
Первый цветной фильм Франсуа Трюффо.
Первый и единственный англоязычный фильм Трюффо.
Первый и единственный англоязычный фильм Трюффо.
Трюффо так загорелся идеей снять экранизацию романа, что начал писать сценарий, еще толком не освоив английский язык. Позже он признавался, что диалоги на английском казались ему очень корявыми, и больше предпочитал версию, дублированную на французский.
Трюффо так загорелся идеей снять экранизацию романа, что начал писать сценарий, еще толком не освоив английский язык. Позже он признавался, что диалоги на английском казались ему очень корявыми, и больше предпочитал версию, дублированную на французский.