ТАРЗАН, ЧЕЛОВЕК-ОБЕЗЬЯНА

Популярность сюжета о скачущем по пальмам белом атлете является отличным доказательством как теории эволюции видов, так и фрейдистских выкладок о довлеющих над людьми инстинктами. А иначе с какого рожна наши отцы и деды, обсмотревшись трофейным "Тарзаном", прыгали по подворотням и тщетно пытались имитировать его клич (тщетно — потому что за олимпийского чемпиона Джонни Вайсмюллера кричали хором четыре оперных певца). Ладно, предки… У меня вот тоже до сих пор стоит на полке пяток томов тарзаньей эпопеи, и теперь уж я ни за что не смогу понять, что меня побуждало жадно вчитываться в эти строчки (правда, с каждым томом это желание ослабевало). А ведь многие юные читатели, завороженные африканскими приключениями, скупали и другую серию Эдгара Райза Берроуза, "Марсиане", и заглатывали это чтиво уже по инерции. Кроме того, я уверен, что каждый из вас прыгал в детстве с тарзанки в реку, или в пруд, или просто раскачивался с амплитудой в 220 градусов под какой-нибудь раскидистой русской березкой. "Тарзанка" даже стала символом популярнейшей картины Романа Балаяна "Полеты во сне и наяву", — в этом нехитром приспособлении (палка да веревка) воплотилась смятенная мечта героя Янковского, замороченного кризисом среднего возраста, — мечта взлететь как птица-тройка, и отправиться куда-нить подальше отсюда, от скудного бытия, на юг, словно в роду этого персонажа были не только приматы, но и археоптериксы. Экзотические приключения Тарзана стали отдушиной для русского человека, поливаемого холодными расейскими дождями и укутываемого снегами с безжалостностью слишком хорошего родителя. Один из персонажей романа Эдуарда Лимонова "Подросток Савенко" ноет в темном зимнем харьковском парке от холода и сетует на беспомощность русского человека: не смогли, не смогли, слабаки и дезертиры, завоевать теплое средиземноморье, а нам теперь мерзни.



В фильме 1932 года показывается колониальная Африка, куда добрались более агрессивные и боеспособные представители цивилизованного человечества — англичане, американцы, голландцы, французы. Впрочем, фильм целиком был снят в павильоне, и потому массовки маленьких чернокожих нгоо не производят должного впечатления, на их личиках видна печать нелощенной цивилизованности: вот этот мастерски чистит сапоги белого человека, этот подметает пол белого человека, а этот починяет забор белого человека. Американский профессор со своей очаровательной дочкой приезжают в сердце Африки, и всюду сталкиваются с дружелюбными неграми, которые отлично соображают, кто тут теперь хозяин, и испытывают громкую, щебечущую на птичьем наречии радость от того, что в мир наконец пришла стабильность и ясность. Дальше — больше. Белые господа углубляются в джунгли, и с приятностью обнаруживают, что джунгли тоже принадлежат белому человеку. Вот он — Тарзан, повелитель шимпанзе и слонов, спортсмен, кросавчег и комсомолец, летающий на лианах со скоростью У-2. Прелестной дочке профессора достаются все запасы нерастраченной на обезьян и негритянок нежности, и на черном континенте торжествует любовь, — во влажном и пряном воздухе долины Конго парят херувимы, и звучит сладкая английская речь, которую человек-обезьяна как ни старался, но не смог позабыть.



Наивная, убогая, архаичная и от того милая киносказка, которую можно с удовольствием посмотреть и сейчас, в эпоху мясных боевиков типа "Падения "Черного ястреба" и "Апокалипсиса", — исключительно для профилактики нервных заболеваний.

Владимир Гордеев