КИНОГЛАЗ

Фильм о только сформировавшемся СССР. Снимался в Москве и Подмосковье.



Оператор Михаил Кауфман -брат Дзиги Вертова (настоящее имя — Давид Абелевич Кауфман);



Концепция "киноглаза" является ключевой в творчестве Вертова. "Я — киноглаз. Я — глаз механический. Я, машина, показываю вам мир таким, каким только я его смогу увидеть". По мнению режиссера, только киноглаз машины, ее оптика могли дешифровать мир, показать его истинным.



"В 1925 году на Всемирной выставке в Париже "Киноглаз" получил серебряную медаль, а плакат художника Родченко к "Киноглазу" и по сей день пользуется большой популярностью как символ революционного киноавангарда. Его можно купить во многих музеях мира. Слово "киноглаз" в те дни свело с ума Париж".

Жанна Пояркова: Рецензия на фильм "Киноглаз"

В "Киноглазе" Дзига Вертов еще не отстраняется от объектива, а использует его как магическую игрушку. Вера в киноаппарат, способный преобразовывать жизнь, очень характерна для кинематографа двадцатых-тридцатых. Сейчас эта вера умерла, заменилась привычкой технологического конструирования, и лишь немногие сохранили в кинополотнах чуть-чуть магии. Наивность и веселье, с которыми Дзига воскрешает быка, который должен отправиться на колбасу, очень непосредственны ("Мы возвращаем быку его внутренности"). Обычный запуск пленки в обратном направлении является не чем иным, как управлением временем, и это серьезное оружие Вертов использует, чтобы вернуть животное на луг под восхищенный блеск глаз воображаемого зрителя. В "Человеке с киноаппаратом" этого уже нет. Вертов не пытается управлять реальностью, он улавливает ее ритм и запечатлевает, выпевая "электрического человека". Режиссер лукаво помещает оператора в центр кадра, чтобы напомнить о субъективности, но это уже не акт вмешательства, а сознательная манипуляция, своего рода сценарий , обрамленный наблюдением за жизнью. "Человек с киноаппаратом" — это искусство, кристаллизовавшееся в мощных, точных движениях конвейера или спортсменов. "Киноглаз" же — режиссерская молодость, познание инструмента, чреватое игривостью, каким-то даже анекдотом. Серьезность занявшихся взрослыми пионеров слегка комична, деловита и одновременно чуть неприятна. То же самое можно сказать и обо всем фильме в целом.



Киноглаз участвует в процессе, он учит, является действующим лицом, порой позволяет себе комментировать. "Киноглаз показывает, как нужно прыгать". Надпись предваряет прыжок пионера в реку. В "Человеке с киноаппаратом" этого уже не позволяется, он превращается в cinepoeme , как метко назвал "Эмак Бакия" Ман Рэй. "Киноглаз" ставит вопрос о, как это ни странно, профнепригодности Вертова для целей пропаганды. Будучи авангардистом монтажа, он превосходно улавливает мелодию мира, выуживая моменты "киноправды", заставляя любоваться ходом поезда или прыжком. Простые истории о разделке быка, помощи пионеров бедной вдове или рынке частников, продающих мясо по завышенным ценам, не воспринимаются как сухой документ. В них есть постоянное движение, жизнь. После разрушений и борьбы начинается длительный и трудный процесс восстановления. Из тряпок и мисок создается лагерь. С помощью серпов жнется гигантское поле хлеба. Процесс превращения ничего во что-то, отдельные лица из толпы. Однако пропаганда как таковая Вертова не интересует, она является частью общей задумки по преобразованию игрового кино, отказу от драматической игры в пользу наблюдений. Вертов не собирается диктовать. Его "Три песни о Ленине", более поздний опыт, в этом отношении тоже лишены диктаторской мощи, какую демонстрирует, например, Эйзенштейн в своих вещах. При этом с точки зрения революционности монтажа они оба — настоящие мастера. Почему так происходит? Потому что Вертов — экспериментатор, исследователь, желающий выявить внутри мира четкую красоту механического сердца. Все вещи, которые не имеют порядка и строгости, получаются несколько неряшливыми.



Кроме рассуждений о кинематографической ценности сразу стоит сказать, что фильмы Вертова — неисчерпаемый источник сведений о постреволюционной России. В его документальных работах есть все, — и съезды, и война, и визиты в мосторг. В этом отношении их невозможно переоценить. Чумазые дети, беспризорники в кепках, оборванные старухи, солдатики и мужики, огромные поля и пионерские палатки, — все это можно наблюдать в первозданной чистоте, не скрадываемой плохой постановкой "исторического фильма". Страна, которая только начинает быть страной. Народ, который еще не привык быть народом. Особенно полезно это посмотреть любителям рассуждать о богатстве царской России и сладкой жизни простых людей. Следствия этой "жизни" можно пронаблюдать в пугливых и недоверчивых лицах на экране, которые вдруг расцветают улыбкой. Что касается приемов Вертова, то они гениально отточены в "Человеке с киноаппаратом".



В "Киноглазе" нет людей. Вместо них присутствуют объекты , молекулы, из которых создается направленный поток фильма. Вертов — революционер в смысле освобождения фильма от эмоциональности, даже улыбки — это факты. Платон в "Государстве" очень много времени уделяет рассмотрению вредности театра как стимулятора слез или смеха. Их беспричинность и бесцельность приводят к вреду, трате времени, душевным волнениям, которые лишают целеустремленности и самообладания. Последователи Вертова пытались лишить камеру эмоций, беспристрастно проникнуть в мир. Это уже вопрос философии — возможно ли избавиться от иллюзий, снимая механическим устройством, не имеющим оценки? Учитывая, что конечный продукт все равно воспринимается глазом, а видим мы то, на что направляет камеру оператор, объективность недостижима. Однако "Киноглаз" — это любознательное погружение в возможности инструмента.